Как это радостно: просто
Жить, без времен и стен
В света и воздуха бронзе,
В путь по погоде лететь.
Быть деревом или камнем,
Тучей, травинкой, землей.
Быть часом, что ввек не канет.
Быть там, где нет никого.

Пит Хейн

Возвышенные люди говорят о поэзии как о тончайшей, прозрачной словесной материи, как о вуали, драпирующей обыденные стороны нашей жизни. Сравнение это весьма удачное: поэтическое слово действительно обладает свойствами материи: оно создает кокон смыслов, служит занавесью для серостей реального мира, расцвечивает повседневность яркими ситцевыми красками. Попробуем на секунду представить, что в один миг Поэзия каждого народа, каждой страны и культуры вдруг развернулась перед нами тканевым рулоном, приглашая прикоснуться, потрогать, ощутить фактуру. И если вообразить, что французская поэзия станет бархатом, английская – шелком, немецкая – сукном, а американская – нейлоном, то датскую поэзию можно осмелиться сравнить с тугим валиком льна. Нечто шершавое, грубоватое на ощупь, не прохладное и не теплое, как шерсть, не отличающееся особым цветом или запахом, легко мнущееся и не поддающееся глажке. И одновременно с этим – натуральное, спокойное, гармоничное, сочетающееся с любым элементом гардероба, всегда актуальное и периодически поражающее мир моды всплеском спроса и популярности.

Датские поэты, о которых пойдет речь, также не относятся к «модникам»: их поэзия – это поэзия льна, и даже самые революционные идеи, самые яркие мысли, самые смелые образы гасятся спокойным пастельным цветом, тихо шуршат шершавыми скаладками. Мы расскажем о творчестве таких мастеров пера, как Пит Хейн, Клаус Рифбьерг и Хенрик Норбрандт.

Из перечисленной троицы Пит Хейн (дат. Piet Hein), вероятно, наиболее известен читательской аудитории. Его визитная карточка – так называемые груки – рифмованные афоризмы, каждый из которых сопровождает выразительный рисунок автора. Например:

О ТРУДНОСТЯХ
Сколько сгинуло добрых,
благих начинаний,
сколько замков воздушных
рассыпалось в прах
из-за тоненькой линии
предначертаний,
о которую мы
спотыкались впотьмах.

(Пер. Г.Л. Варденги)

Их Хейн начал писать во времена Второй Мировой Войны, сделав поначалу чем-то вроде подпольной литературной игры, способа продержаться в оккупации. Впоследствии за эти игры поэт трижды был номинирован на Нобелевскую премию. Бесспорно, груки таят в себе массу подстрочных смыслов, они очень емкие, содержат концентрат авторской мысли и, по сути, представляют собой самостоятельный жанр. Но хотелось бы показать иную сторону поэтического дарования Пита Хейна, которая в меньшей степени известна читателям. Ведь поэт, написавший более семи тысяч злободневных эпиграмм, был также нежным лириком, тонким ценителем и любителем природы. Можно встретить и пласт гражданской поэзии, в которой Хейн либо воспевает свой родной край, восхищаясь и любуясь красотами Дании и всеми ее укромными уголками, либо с горечью и болью пишет о том новом, что коверкает, искажает и уродует современную ему действительность, деформирует умы людей, врывается в ментальность соотечественников. Поэзию Хейна можно назвать поэзией сердца, но сердца ищущего, требовательного, даже анализирующего – если только можно применить к нему этот эпитет. Для примера: век, в котором выпало жить и творить Питу Хейну, сам поэт называет веком мастодонтов, но не тех, что давным-давно вымерли, а, как пишет Хейн, «резиновоногих гигантов, потомков динозавров», тех, кто прикрыл свою «ископаемую» сущность моторами, машинами, благами цивилизации. Достаточно жесткая оценка, тот самый шершавый лен, иногда натирающий слишком нежную кожу. А рядом, буквально на следующей же странице – теплые, проникновенные, щемящие строки о ночной Дании. И эти строки пахнут свежим лугом, прохладной росой, звенят и вибрируют соловьиными песнями.

Клаус Рифбьерг (дат. KlausRifbjerg) мало известен в поэтическом амплуа, о нем чаще упоминают как об авторе-романисте, несмотря на то, что первой авторской пробой пера некогда явился поэтический сборник под философским названием «Познавая самого себя» (дат. «Under Vejr med mig selv»). О романах Рифбьерга написано немало, и поэтому заострим свое внимание именно на его лирике. Поэзия современного датского классика очень контрастна, отличается широтой тематик. Если первый сборник полон сугубо интимной поэзии, полной воспоминаний о детстве, о юношеских годах, то уже второй – яркий пример всплеска гражданских настроений Клауса Рифбьерга, и даже называется он соответственно: «Конфронтация». Стихи эксцентричные, яркие, полнозвучные. В дальнейшем поэт идет по пути все большей «социализации» своих произведений, придавая им кичевость, броскость, призывность, в основе которых лежит индивидуальное и очень острое видение окружающего мира. Однако не стоит делать вывод о том, что Рифбьерг – поэт, «жгущий глаголом сердца людей», его перу принадлежат и прекрасные абстрактные зарисовки Города, и любовная лирика. И при всей характерной резкости изобразительного матерства автора сквозь строки и строфы вдруг начинают проступать чувственность, страсть.

Последний поэт, о котором хотелось бы рассказать здесь, это Хенрик Норбрандт (дат. HenrikNordbrandt). Он является счастливым обладателем огромного количества изданных сборников, которые расходятся по всему миру, не успев выйти из датских типографий. Стихотворения Норбрандта относятся к жанру ритмизованной прозы и не обладают рифмой. Поэт пишет на разные, общечеловеческие темы, о любви, тоске, желаниях и стремлениях, о меланхолии и страдании – словом, обо всем том, что не чуждо каждому из нас. То, что является основной отличительной чертой творчества Хенрика Норбрандта, – это его особый язык, незаурядный авторский стиль. В каждом стихотворении мы можем найти тонкий завуалированный юмор, игру со словом, незаурядную образность. Его сравнения свежи и оригинальны, например: « Я купил нищету в розоватом // И безумие в синих тонах...». А ведь речь в стихотворении идет ни много ни мало, как о разлуке с любимой.

Перед нашими взорами распростерся рулон датской поэзии. Конечно, развернут он не полностью, нераскроенным остается еще многое. Но фактуру можно ощутить уже сейчас. Потрогать. Сжать в руках. Прикоснуться щекой. И понять – та ли это рубашка, которая больше всего близка нашему сердцу и разуму.

Елена Белеванцева,
МГУ им. М.В. Ломоносова

• Next